26.11.2018
Государство играет все большую роль в российской экономике. Так, практически все крупные поглощения последних лет совершались компаниями с большим государственным участием: «Роснефть» купила TNK BP и «Башнефть», ВТБ купил сначала «Банк Москвы», потом «Магнит», а недавно банк «Возрождение», в результате чего все пять крупнейших российских банков стали подконтрольны государству. Причем госбанки привлекают не толкьо нефтяные и банковские активы. В ноябре Сбербанк получил 51% в Concept Group, развивающей одежные сети Concept Club и Acoola. Доля была обеспечением по кредиту, с обслуживанием которого у компании возникли проблемы.
Многие экономисты и игроки рынка негативно оценивают последствия «российского госкапитализма». Даже новость о том, что Сбербанк планирует купить 30% капитала «Яндекса», вызвало резкое падение стоимости акций «Яндекса» на бирже.
Насколько оправдано мнение рынка о негативном влиянии госкапитализма на развитие российской экономики, рассуждает декан Школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург», профессор Елена Рогова:
«Роль государства в экономике весьма велика даже в либеральных экономических системах. Государство устанавливает правила игры — формирует налоговую систему, задает приоритеты промышленной, технологической и социальной политики, принципы корпоративного управления, обеспечивает равный доступ всех участников рынка к информации и борьбе за государственные заказы. Оно также следит за соблюдением установленных правил, наказывая нарушителей. Однако в России государство выполняет эти функции зачастую избыточно, к тому же не слишком эффективно.
Негативное влияние государства на экономику проявляется не только в излишнем и часто меняющемся регулировании условий, а также в засилье госкомпаний с их недобросовестной конкуренцией. Более серьезную проблему я вижу в навязывании государством неадекватной модели поведения бизнесу, не имеющему устойчивых рыночных традиций ввиду недостаточного опыта существования в рыночной экономике, которая появилась в нашей стране менее 30 лет назад. Именно эта модель и делает нашу экономику малоэффективной.
Самая яркая черта этой модели — стремление к монополизации рынков сверх необходимости. Конечно, в России, с ее огромной территорией и сложными климатическими условиями, существуют естественные монополии, призванные решать проблемы в областях, недоступных частным компаниям, либо непривлекательным для них. Но монополизация характерна и для вполне конкурентных отраслей. Вообще говоря, и в частном бизнесе любая успешная компания стремится захватить как можно большую долю своего рынка — это естественный закон рыночной экономики. Однако государственные компании задействуют и административный ресурс, что приводит к недобросовестной конкуренции. Монополизация ослабляет конкуренцию, что лишает компании стимулов к развитию, совершенствованию технологий, в том числе, управленческих. Отсюда — низкое качество менеджмента в компаниях, как государственных, так и частных. Все это ведет к снижению их эффективности, а значит, и привлекательности для внешних инвесторов, в том числе, участников фондового рынка. Этим в значительной мере объясняется недооцененность российских компаний, о которой говорят эксперты и чиновники.
Этому способствует также низкая защищенность миноритарных акционеров, особенно в компаниях с госучастием. Даже если доля государства в акционерном капитале небольшая, его авторитет, подкрепленный административными возможностями, настолько велик, что его влияние на принятие решений нередко явно превосходит долю его участия в компании. К сожалению, в частных компаниях, перенимающих эту модель поведения, к миноритарным акционерам относятся так же неуважительно, что снижает интерес к ним со стороны участников рынка.
По этой же причине довольно низка у нас, по меркам развитых стран, и социальная ответственность бизнеса — крупные частные компании, не имея серьезных налоговых стимулов для осуществления социальной деятельности (а налоговая система формируется государством), не видят для себя перспектив в ней и стараются избегать социальной нагрузки. Здесь госкомпании вынужденно лидируют, так как кому-то приходится брать на себя социальную ответственность. Но осознанной политики в этой области российский крупный бизнес практически не имеет.
Доля государства на российском рынке постоянно растет. Из 10 крупнейших российских «голубых фишек» — крупнейших и наиболее стабильных компаний, торгующихся на Московской бирже, — после продажи Сергеем Галицким пакета акций «Магнита» только одна, ПАО «МТС», не имеет государственного участия в капитале. Если государство не является акционером напрямую, то оно регулирует правила игры. Так, в автопроме велико присутствие Ростеха, а в строительстве госкомпаний хоть и немного, но условия деятельности (проекты планировки, разрешения на строительство, ввод зданий в эксплуатацию) там жестко регулируются государством или полугосударственными монополистами (поставщиками энергоресурсов).
Многие крупные частные компании, не имеющие государства в капитале, тем не менее, работают на государство, в соответствии с устанавливаемыми им приоритетами, и сильно от него зависят. Сюда можно отнести компании российских бизнесменов, попавшие в недавнее время под санкции Конгресса США и вынужденные расстаться со своими зарубежными активами. Государство старается компенсировать им потери, нередко сомнительными мерами, например, прямыми преференциями при госзакупках, что еще больше вредит свободе конкуренции.
В приоритетных отраслях экономики — технологическом машиностроении, автомобилестроении, атомной энергетике, освоении космоса, судостроении — велика роль госкорпораций. Эти компании имеют особый статус, позволяющий им избегать даже минимальных для обычного бизнеса задач повышения эффективности. Они распространили свое влияние и на смежные отрасли экономики и создали внутренние рынки, зачастую закрытые для внешних компаний и базирующееся на внутренней кооперации и трансфертном ценообразовании. Однако продукция компаний, входящих в госкорпорации, нередко не отвечает мировым стандартам, а зачастую уступает по цене, качеству и по срокам разработки и российским независимым разработкам. Можно понять руководство компаний, входящих в госкорпорации — им обеспечен устойчивый рынок сбыта. Но в общеэкономическом плане такое корпоративное устройство тормозит развитие компаний и негативно сказывается на конкурентоспособности их продукции. В результате, при заявленном курсе на экономическую безопасность и импортозамещение, эти процессы идут крайне медленно, и зависимость страны от зарубежных технологий практически не снижается, особенно в отраслях, ответственных за жизнь и здоровье населения.
Частные компании, особенно небольшие, иногда стремятся войти в состав госкорпораций, потому что для них это зачастую единственная возможность получать стабильные заказы, поскольку независимых потребителей их продукции вовне в силу монополизированности рынков практически нет. Это обстоятельство усиливает тенденцию огосударствления экономики.
Все эти проблемы госкапитализма отпугивают частных инвесторов от компаний, связанных с государством. И потому даже слухи о возникновении такой связи, как было в истории с «Яндексом», приводят к падениям котировок акций таких компаний. Я, однако, считаю, что основной причиной негативной реакции рынка на факты слияния/поглощения у нас является не столько сам факт участия в них госкомпаний, сколько демонстрируемая при этом модель поведения — непрозрачность условий, покупка акций с существенным дисконтом, вынужденное банкротство предполагаемой цели.
В мире при сделках с участием крупных компаний скачки курсов акций происходят всегда, вне зависимости от статуса участников — биржевые спекулянты используют такие новости для заработка на изменении котировок. При этом акции поглощаемой компании обычно растут, поскольку рынок рассчитывает на улучшение ее положения (скупают обычно более слабого), а курсы агрессора, наоборот, падают, так как рынок усматривает увеличение рисков для компании, решивший присоединить к себе менее удачливого партнера. В случаях с «Яндексом» и «Магнитом» все произошло наоборот — их акции упали. Я считаю это следствием главным образом непрозрачности для рынка взаимоотношений между сторонами — слухи о «Яндексе» и покупка пакета акций «Магнита» стали для рынка неожиданными и непонятными. Кроме того, в случае «Магнита» были нарушены принципы корпоративного управления — ВТБ купил менее 30% акций, что не позволило многочисленным миноритариям «Магнита» принудить ВТБ к выкупу их акций по рыночной цене.
Впрочем, государственный статус покупателей имеет, конечно, значение, поскольку для Сбербанка и ВТБ эти сделки означали приобретение непрофильных активов. А это всегда вызывает подозрения в наличии каких-то особых целей. Особенно они сильны в истории с «Яндексом» — рынку непонятно, зачем госбанку покупать акции вполне успешной компании, чьи акции котируются на бирже NASDAQ. Государственным компаниям приходится решать, помимо коммерческих, еще и другие задачи — социальные, политические. Это все нерыночные задачи, они снижают коммерческую эффективность компаний, что, разумеется, не нравится рынку.
Хотя в значительном количестве госкомпаний в настоящее время наблюдаются серьезные изменения к лучшему в сфере управления, и они зачастую опережают здесь частный бизнес, заданная модель поведения приводит к тому, что экономика России находится сегодня не в лучшем состоянии, и я не вижу, чтобы государство принимало активные меры для стимулирования роста экономики. Проходят годы, в мире набирает силу четвертая промышленная революция, основанная на информационных технологиях, а у нас формирование государственного бюджета по-прежнему базируется на экспорте природных ресурсов и перераспределении сырьевой ренты».
Источник: РБК
Новости и обучение 44-фз
Государство играет все большую роль в российской экономике. Так, практически все крупные поглощения последних лет совершались компаниями с большим государственным участием: «Роснефть» купила TNK BP и «Башнефть», ВТБ купил сначала «Банк Москвы», потом «Магнит», а недавно банк «Возрождение», в результате чего все пять крупнейших российских банков стали подконтрольны государству. Причем госбанки привлекают не толкьо нефтяные и банковские активы. В ноябре Сбербанк получил 51% в Concept Group, развивающей одежные сети Concept Club и Acoola. Доля была обеспечением по кредиту, с обслуживанием которого у компании возникли проблемы.
Многие экономисты и игроки рынка негативно оценивают последствия «российского госкапитализма». Даже новость о том, что Сбербанк планирует купить 30% капитала «Яндекса», вызвало резкое падение стоимости акций «Яндекса» на бирже.
Насколько оправдано мнение рынка о негативном влиянии госкапитализма на развитие российской экономики, рассуждает декан Школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ — Санкт-Петербург», профессор Елена Рогова:
«Роль государства в экономике весьма велика даже в либеральных экономических системах. Государство устанавливает правила игры — формирует налоговую систему, задает приоритеты промышленной, технологической и социальной политики, принципы корпоративного управления, обеспечивает равный доступ всех участников рынка к информации и борьбе за государственные заказы. Оно также следит за соблюдением установленных правил, наказывая нарушителей. Однако в России государство выполняет эти функции зачастую избыточно, к тому же не слишком эффективно.
Негативное влияние государства на экономику проявляется не только в излишнем и часто меняющемся регулировании условий, а также в засилье госкомпаний с их недобросовестной конкуренцией. Более серьезную проблему я вижу в навязывании государством неадекватной модели поведения бизнесу, не имеющему устойчивых рыночных традиций ввиду недостаточного опыта существования в рыночной экономике, которая появилась в нашей стране менее 30 лет назад. Именно эта модель и делает нашу экономику малоэффективной.
Самая яркая черта этой модели — стремление к монополизации рынков сверх необходимости. Конечно, в России, с ее огромной территорией и сложными климатическими условиями, существуют естественные монополии, призванные решать проблемы в областях, недоступных частным компаниям, либо непривлекательным для них. Но монополизация характерна и для вполне конкурентных отраслей. Вообще говоря, и в частном бизнесе любая успешная компания стремится захватить как можно большую долю своего рынка — это естественный закон рыночной экономики. Однако государственные компании задействуют и административный ресурс, что приводит к недобросовестной конкуренции. Монополизация ослабляет конкуренцию, что лишает компании стимулов к развитию, совершенствованию технологий, в том числе, управленческих. Отсюда — низкое качество менеджмента в компаниях, как государственных, так и частных. Все это ведет к снижению их эффективности, а значит, и привлекательности для внешних инвесторов, в том числе, участников фондового рынка. Этим в значительной мере объясняется недооцененность российских компаний, о которой говорят эксперты и чиновники.
Этому способствует также низкая защищенность миноритарных акционеров, особенно в компаниях с госучастием. Даже если доля государства в акционерном капитале небольшая, его авторитет, подкрепленный административными возможностями, настолько велик, что его влияние на принятие решений нередко явно превосходит долю его участия в компании. К сожалению, в частных компаниях, перенимающих эту модель поведения, к миноритарным акционерам относятся так же неуважительно, что снижает интерес к ним со стороны участников рынка.
По этой же причине довольно низка у нас, по меркам развитых стран, и социальная ответственность бизнеса — крупные частные компании, не имея серьезных налоговых стимулов для осуществления социальной деятельности (а налоговая система формируется государством), не видят для себя перспектив в ней и стараются избегать социальной нагрузки. Здесь госкомпании вынужденно лидируют, так как кому-то приходится брать на себя социальную ответственность. Но осознанной политики в этой области российский крупный бизнес практически не имеет.
Доля государства на российском рынке постоянно растет. Из 10 крупнейших российских «голубых фишек» — крупнейших и наиболее стабильных компаний, торгующихся на Московской бирже, — после продажи Сергеем Галицким пакета акций «Магнита» только одна, ПАО «МТС», не имеет государственного участия в капитале. Если государство не является акционером напрямую, то оно регулирует правила игры. Так, в автопроме велико присутствие Ростеха, а в строительстве госкомпаний хоть и немного, но условия деятельности (проекты планировки, разрешения на строительство, ввод зданий в эксплуатацию) там жестко регулируются государством или полугосударственными монополистами (поставщиками энергоресурсов).
Многие крупные частные компании, не имеющие государства в капитале, тем не менее, работают на государство, в соответствии с устанавливаемыми им приоритетами, и сильно от него зависят. Сюда можно отнести компании российских бизнесменов, попавшие в недавнее время под санкции Конгресса США и вынужденные расстаться со своими зарубежными активами. Государство старается компенсировать им потери, нередко сомнительными мерами, например, прямыми преференциями при госзакупках, что еще больше вредит свободе конкуренции.
В приоритетных отраслях экономики — технологическом машиностроении, автомобилестроении, атомной энергетике, освоении космоса, судостроении — велика роль госкорпораций. Эти компании имеют особый статус, позволяющий им избегать даже минимальных для обычного бизнеса задач повышения эффективности. Они распространили свое влияние и на смежные отрасли экономики и создали внутренние рынки, зачастую закрытые для внешних компаний и базирующееся на внутренней кооперации и трансфертном ценообразовании. Однако продукция компаний, входящих в госкорпорации, нередко не отвечает мировым стандартам, а зачастую уступает по цене, качеству и по срокам разработки и российским независимым разработкам. Можно понять руководство компаний, входящих в госкорпорации — им обеспечен устойчивый рынок сбыта. Но в общеэкономическом плане такое корпоративное устройство тормозит развитие компаний и негативно сказывается на конкурентоспособности их продукции. В результате, при заявленном курсе на экономическую безопасность и импортозамещение, эти процессы идут крайне медленно, и зависимость страны от зарубежных технологий практически не снижается, особенно в отраслях, ответственных за жизнь и здоровье населения.
Частные компании, особенно небольшие, иногда стремятся войти в состав госкорпораций, потому что для них это зачастую единственная возможность получать стабильные заказы, поскольку независимых потребителей их продукции вовне в силу монополизированности рынков практически нет. Это обстоятельство усиливает тенденцию огосударствления экономики.
Все эти проблемы госкапитализма отпугивают частных инвесторов от компаний, связанных с государством. И потому даже слухи о возникновении такой связи, как было в истории с «Яндексом», приводят к падениям котировок акций таких компаний. Я, однако, считаю, что основной причиной негативной реакции рынка на факты слияния/поглощения у нас является не столько сам факт участия в них госкомпаний, сколько демонстрируемая при этом модель поведения — непрозрачность условий, покупка акций с существенным дисконтом, вынужденное банкротство предполагаемой цели.
В мире при сделках с участием крупных компаний скачки курсов акций происходят всегда, вне зависимости от статуса участников — биржевые спекулянты используют такие новости для заработка на изменении котировок. При этом акции поглощаемой компании обычно растут, поскольку рынок рассчитывает на улучшение ее положения (скупают обычно более слабого), а курсы агрессора, наоборот, падают, так как рынок усматривает увеличение рисков для компании, решивший присоединить к себе менее удачливого партнера. В случаях с «Яндексом» и «Магнитом» все произошло наоборот — их акции упали. Я считаю это следствием главным образом непрозрачности для рынка взаимоотношений между сторонами — слухи о «Яндексе» и покупка пакета акций «Магнита» стали для рынка неожиданными и непонятными. Кроме того, в случае «Магнита» были нарушены принципы корпоративного управления — ВТБ купил менее 30% акций, что не позволило многочисленным миноритариям «Магнита» принудить ВТБ к выкупу их акций по рыночной цене.
Впрочем, государственный статус покупателей имеет, конечно, значение, поскольку для Сбербанка и ВТБ эти сделки означали приобретение непрофильных активов. А это всегда вызывает подозрения в наличии каких-то особых целей. Особенно они сильны в истории с «Яндексом» — рынку непонятно, зачем госбанку покупать акции вполне успешной компании, чьи акции котируются на бирже NASDAQ. Государственным компаниям приходится решать, помимо коммерческих, еще и другие задачи — социальные, политические. Это все нерыночные задачи, они снижают коммерческую эффективность компаний, что, разумеется, не нравится рынку.
Хотя в значительном количестве госкомпаний в настоящее время наблюдаются серьезные изменения к лучшему в сфере управления, и они зачастую опережают здесь частный бизнес, заданная модель поведения приводит к тому, что экономика России находится сегодня не в лучшем состоянии, и я не вижу, чтобы государство принимало активные меры для стимулирования роста экономики. Проходят годы, в мире набирает силу четвертая промышленная революция, основанная на информационных технологиях, а у нас формирование государственного бюджета по-прежнему базируется на экспорте природных ресурсов и перераспределении сырьевой ренты».
Источник: РБК
Новости и обучение 44-фз
